Татьяна Латукова. Гармония и изобретения

Глава из остросюжетного романа «Ключи и скрипки»

Станок Тайке нравится. В нём определённо есть то, чего ей не хватает в жизни. Точнее, в работе, но в её варианте жизни это почти одно и то же. Станок подманивает Тайку, и вежливый Вольфи, уловивший блеск в её глазах, настойчиво предлагает Тайке попробовать что-нибудь сделать. Это ведь работающий образец.

На ценник этой радости лучше не смотреть. Но Тайка ведь не для себя, она для отечества. А если отечество не одобряет такие покупки, страну-производителя можно переклеить. Аккуратно прицепить «Маде ин Беларусь».

Мимо чапает группка менеджеров. Один из них кажется Тайке смутно знакомым, и она кивает. Менеджер, посомневавшись, останавливается у стенда:
– Привет.
Нет, вот это лишнее. Никакого общения, никаких слов.
Помедлив, менеджер весело напоминает:
– Я Миша. Скрипач, с ключом от деда. Помнишь?
– Ой. Как тебя занесло в этот космос?
– Я сопровождаю одного важного гостя.
– Неожиданно.

Минута, вторая… Какая увлекательная молчанка. Надо что-нибудь придумать. Надо срочно изобрести интересную зацепку для разговора. Может, анекдот рассказать? Тайка знает много баек про ключи и сокровища, но это только для сказок тысячи и одной ночи подойдёт…

О-ох... Надо было позавтракать, а не обходиться шоко-ладкой. С голодухи мозг какой только ереси не плодит. Уже и ночей нейронам захотелось. Со сказками.

Из-за угла выскакивает пожилой человек в широких штанах-карго и сильно заношенном пиджаке с обвисшими полами. Века меняются – Кузьмичи остаются.
– Клюшка! Ты здеся?
– Приём по всем вопросам с двенадцати часов.
– Фу, на что ты смотришь! Брось бяку, детка! Пойдём, дядя Кузя тебе настоящую красоту покажет.
– Я уже видела. Прошлый век.
– Да ты встань, погладь, приласкай её. Она и запоёт.
– Немытая и нечёсаная крестьянка. Может, она и запоёт, а я хорошенькую аристократку в кружевах пощупать хочу.
– Обижаешь.
– Правду-матку режу. Твою красотку мне ещё придётся приласкать. Успею. Дай с иностранкой побаловаться.

Вольфи изображает поклон из галантных времён, завершив его приглашающим жестом. Хорёк немецкий, а так рьяно прикидывается, что русского не понимает.

Кузьмич горько вздыхает, опускает голову, но Тайку этот театр нисколько не обманывает.

Миша наблюдает за диалогом с весёлым изумлением. Проводив Кузьмича взглядом, он ловко выкручивается из игры в молчанку:
– Ты обедала? Может, тяпнем по рюмашке? Я угощаю.

Тайка кивает, не выдержав приличествующую паузу. Зачем нужна пауза, мастерица не помнит. Где-то когда-то дурацкие правила засели в голове, но на этом нейроны так утомились, что зафиксировать объяснения поленились.

Как назло, не столь отдалённое путешествие до выставочного кафе постоянно прерывается отовсюду выскакивающими знакомыми. Полдня Тайка никого не видела, а теперь все скопились в одном проходе, чтобы приставать к ней с глупостями.

Из-за фрезерного комплекса вылезает Матрёна – сотрудница проектного бюро, в функции которой входят уговоры – тогда, когда просто переговоры проваливаются.
– Клюшенция, мне нужен твой консультейшен.
– По пятницам не подаю.
– С чем к Фролову подрулить?
– Чай тащите. Чёрный, среднелистовой, с бергамотом, но без травок и без лимона. В небольших жестяных коробках с плотными крышками. И сервиз красивый можно прило-жить. Я пару чашек на той неделе кокнула.
– Чай – это для тебя. Я про Фролова спрашивала.
– А куда Фролов с вашими дарами придёт? Ко мне.
– Тщеславная ты стала, Клюшка.
– Могу себе позволить. Я на последнем «динозавре» вручную довела тот хлам, что криворукие мальчики Саблина наклепали. Чертежи-то из семидесятых, никто не задумался, что там погрешность на напильник заложена.
– Матерь божья, куда мир катится.
– Недосуг мне болтать. Пока, Матрёшка.

На небольшом перекрёстке проходов к Тайке цепляется сам Фролов, который раз пятьдесят сказал, что не пойдёт на выставку, а всё же объявился – в парадном костюме, с большим позвякивающим пакетом.
– Клюшка! Ты в депо на дело собираешься?
– Я на ноги хромая. Не на голову.
– Барыш три косаря.
– Маловато будет.
– Клюшечка, лапушечка, ну сходи со мной? Вдруг что не так пойдёт?
– Что может пойти не так в разборке старой рухляди?
– Всё. Буквально всё может пойти не так. А четыре глаза лучше, чем два. Не говоря уже о руках.
– Ладно. Только ради тебя.
– Во-от, другой разговор.
– Не засоряй эфир. Пока.

Увидев шествующего навстречу Фёдора Петровича, Тайка позорно прячется, нырнув за первый попавшийся экспонат и не слишком вежливо потащив Мишу за собой. Подождав, пока её начальник пройдёт мимо, она кивает хозяевам экспоната, заинтригованным загадочным поведением посетителей, и ускоряется на пути в кафе. Миша беспрерывно улыбается, наивно полагая, что тут всегда так весело.

Кафе не радует разнообразием блюд. И ещё менее радует картой вин. Философски вздохнув, Миша выбирает дорогое французское шампанское. Тайка хочет было возразить, но прикусывает язык. Если Миша угощает, так пусть угощает.

Миша разливает шампанское, без тостов выпивает полбокала и спрашивает:
– Я понял, что ты здесь своя. А мастерская? Почему ты ключница, если в умной технике разбираешься?

Тайка хихикает:
– Ключница – это шкафчик для ключей, который в прихожей вешают.
– Да? Ладно, буду знать.
– Мастерская – крепость моего деда Григория. Он в прошлом году умер, и я понемногу разбираю то, что осталось. Что-то продаю, что-то в квартиру бабушки перетаскиваю. Грустно разорять место, где мне в детстве было уютно, но ничего не поделаешь, надо двигаться дальше.
– Бабушка с балетом, дедушка со свёрлами. Разностороннее у тебя воспитание.
– Ещё смешнее, чем ты подумал. Дед в узких кругах был известен как специалист не столько по изготовлению ключей, сколько по открыванию любых замков. Менты его под колпаком держали, несколько раз обвиняли во взломах. А иногда, наоборот, помощи просили, консультировались.
– Чудно?.

Миша вытаскивает из сумки диск в прозрачной коробке:
– Держи. Я взял несколько штук на всякий случай. Может, послушаешь на досуге. Или положишь в ключницу, будет музыкальная шкатулка.

Антонио Вивальди. Там, где есть скрипки, обязательно есть и Вивальди . Но это как-то… банально.
– Это всё ты играешь?
– Нет. Это записи Вениамина Нойзмана. Не сочти за рекламу, но это лучший скрипач современности. А я рядом иногда стою. Я ему подыгрываю вот здесь: ля минор для двух скрипок.
– Это такой хрупкий, летящий ля минор? Пятьсот два-дцать второй? Или тот, где си-до-ре-ми в сложных диезах? Пятьсот двадцать третий?

Удивлённо помолчав, Миша выдаёт:
– Я сражён. Приготовился объяснять, что Вивальди му-зыку для девчонок писал. Теперь не знаю, что и сказать.
– Что там объяснять. Рыжий учитель сироток. Написал семьсот концертов, покорил всю Европу и умер в нищете. Вечная история с музыкантами. Но его гармония всё ещё спорит с изобретениями .
– Ой-ой. Гармония по моей части. Но теперь я должен проявить свою эрудицию в области изобретений. А с этим возникнут проблемы.
– Музыка на слуху, а изобретениями просто пользуются. У тебя есть скрипка?
– Смешной вопрос. Конечно, есть.
– Вот такая важная, какого-нибудь Страдивари?
– Нет. У меня итальяночка позапрошлого века. Романтичная, хорошая. Ещё есть немецкая скрипка – звонкая, пронзительная, но я на ней реже играю.
– Интересно, как их делают? Ты видел?
– Видел, как реставрируют.

От проблем отслойки лака на старых скрипках разговор перескакивает к сложностям пилотирования межпланетных кораблей. От кораблей переезжает к микробиологии, в которой ни Тайка, ни Миша ничего не понимают, зато могут похвастаться обрывочными знаниями примерно одного уровня. Из мира бактерий Тайку заносит в обсуждение жизни крыс, которое Миша разбавляет уморительными байками про военных, рыбаков и музыкантов.
Тайка смеётся, Миша улыбается, и куда свернёт беседа – уже решительно всё равно. Но тут гомон вокруг стихает, в резкой тишине веско гудит:
– Добрый день.

Тайка, обернувшись, давится смешком, неловко встаёт и пытается вытянуться:
– Здравствуйте, Иван Сергеевич.

Оглядев столик, Иван Сергеевич выразительно морщится. Тайка замерзает. Кто-нибудь из свиты генерала подскажет ему, как её зовут. И премии ей не видать.

Иван Сергеевич искренне считает, что безопасность родины – предмет беспокойства каждого гражданина страны.

А у Тайки рабочий день. Который она должна потратить на изучение новинок станкостроения. Распитие спиртных напитков и шумное поведение в компании музыканта будут расценены как злостный дебош.
– Михаил Владимирович, вы отклонились от маршрута.

Миша встаёт и перевоплощается в провинившегося лейтенанта, ошибки которого разбирает лично командующий армией:
– Виноват, Иван Сергеевич.

Иван Сергеевич разворачивается и направляется прочь. Миша закрывает рукой лицо, показывая, что погиб. Нагнувшись к Тайке, он тихо шепчет:
– Я позвоню.
Уже от двери музыкант посылает ей воздушный поцелуй.

Когда Тайка выходит из выставочного комплекса под холодный ветер, её нейроны приходят к логичной догадке.
Генерал Строганов и скрипач Строганов, вероятно, не просто однофамильцы. Иван Сергеевич – тот самый строгий дядька, что гонял Мишку по плацу.
Мир всё теснее. И сложнее...